Джеймс Кервуд - Черный охотник [авторский сборнник]
Давид слушал старого мельника и чувствовал, что в душе у него поднимается буря. В его мозгу пронеслась мысль, что он нисколько не хуже этих господ, расположившихся на зеленой траве, что ни одной из женщин их круга не уступит его трудолюбивая мать, что ни один человек не может померяться в смелости и храбрости с Черным Охотником, его учителем и воспитателем. Весь мир принадлежал ему, тогда как этим людям принадлежал лишь один город, который опять-таки защищал он и другие, ему подобные обитатели лесов.
Сердце Давида бешено билось под влиянием этих мыслей. О, как бы ему хотелось сейчас встретиться с этим самым де Пином! Прежний юноша исчез, и на его месте появился мужчина, который готов был вступить в поединок с кем угодно.
Обуреваемый этими мыслями, он уже не пытался больше скрываться, а, наоборот, вышел открыто под освещенные окна замка и направился вдоль берега реки.
Молодой охотник прошел мимо трех офицеров, которые весьма недружелюбно оглядели его с ног до головы. Вскоре он почти лицом к лицу столкнулся с другой группой из четырех офицеров, и те резко остановились. У одного из них были седые усы и жесткие холодные глаза, и как раз его Давид слегка задел дулом своего ружья.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Кто вы такой и что вы тут делаете? Зачем вы пришли сюда?
— Меня зовут Давид Рок, и я живу в этой сеньории. Я прогуливаюсь так же, как и вы, — ответил молодой человек так же резко и спокойно пошел дальше.
— Разрешите, господин полковник, пощекотать его острием моего клинка, чтобы посмотреть, как быстро он умеет бегать? — донеслось до слуха Давида.
Но, очевидно, никто не последовал за ним, и вскоре он дошел до берега реки, чувствуя, что кровь так и кипит в его жилах. Он несколько успокоился, когда приблизился к тому месту, где солдаты жарили быка на костре. Здесь царили дружба и веселье, ибо каждый был сам себе поваром и слугой, каждый охотно делал свою долю работы для общего блага.
Юноша заметил, что солдаты измучены, а равно и индейцы, которые собирались вокруг своих костров, в некотором отдалении от белых. Давид медленно шел вперед, хотя его все больше и больше охватывало желание остаться среди этих людей, которые так близки были ему по духу. Но внезапно ему пришло в голову, что мать будет обеспокоена его долгим отсутствием, и он пустился прямиком к замку, чтобы оттуда повернуть домой.
И опять-таки он не стал скрываться, а пошел совершенно открыто, держа путь мимо пруда, расположенного возле замка, в котором накоплялась вода из холодного ключа, бившего из-под земли. Растянувшись на земле, Давид Рок приложился губами к ледяной воде и стал жадно пить. Винтовку свою он положил на плоский камень возле себя. Когда он поднялся и рукой вытер рот, он вдруг заметил, что шагах в шести от него стоит та же компания, которая повстречалась ему раньше, и на него в упор смотрит тот же офицер с седыми усами и холодными глазами, который остановил его незадолго до этого.
— Это тот самый мошенник, который оскорбил вас раньше, господин полковник, — услышал Давид голос юнца, предложившего «пощекотать» его острием клинка.
— Он не только мошенник, — донесся до Давида голос, который вызвал трепет во всем его теле.
Круто повернувшись, он увидел около себя Гюго де Пина вместе с Биго и Водреем, а позади них различил изумленное и испуганное лицо своего друга Пьера Ганьона.
— Он не только мошенник, — повторил де Пин и, сделав шаг вперед, низко поклонился Давиду не скрывая насмешки. — Обратите внимание, мсье, что он очень красив, и вы можете только пожалеть, что пропустили зрелище, которое мы имели честь лицезреть сегодня вечером.
С этими словами де Пин приблизился к Давиду и даже притронулся слегка к его рукаву, а глаза его горевшие огнем, обещали окружающим веселую забаву:
— Обратите на него внимание, мсье! — снова сказал он — Он не дикарь, хотя его волосы давно уже не стрижены и по лицу течет вода. И он далеко не так глуп, каким кажется вам, друзья мои. Надо вам знать, что он возлюбленный одной дамы, имя которой поразит вас. Да, да, вот это и есть предмет ее страсти, и еще совсем недавно мы застали в его объятиях в этой чаще леса, куда не могут проникнуть взоры, самую прелестную…
Никакие силы не могли бы заставить Давида дольше сдерживать себя. С быстротой молнии он повернулся, одним движением рук схватил де Пина поперек спины, и раньше, чем кто-либо успел произнести слово или хотя бы шевельнуться, его могучие руки подняли в воздух прихвостня интенданта и швырнули в середину холодного пруда.
Биго первый бросился вперед, слишком поздно намереваясь предотвратить случившееся. И опять-таки раньше, чем кто-либо успел остановить его, Давид Рок, пылавший яростью, схватил интенданта и швырнул его в пруд вслед за де Пином, который фыркал и отряхивался, пытаясь стать на ноги.
Крик ужаса вырвался из груди присутствующих, и громче всех звучал голос Пьера Ганьона. В то же мгновенье с полдюжины людей накинулись на Давида, но тот и не думал даже защищаться или сопротивляться. Ему было достаточно сознания, что он рассчитался с де Пином и Биго, и чувство бешеного ликования выгнало из его ума всякую мысль о борьбе с людьми, против которых он не питал никакой злобы.
Он только сознавал, что несколько человек держат его за руки, что кто-то приставил острый клинок к его груди, что ему крепко стянули руки ремнем за спиной. Он слышал пыхтение и фырканье Биго и де Пина, которым друзья помогали выбраться из пруда.
А потом послышался голос, который не раз уже вселял смертельный страх в сердца людей, и этот голос произнес:
— Отведите его в дом и прикажите сеньору Сен-Дени дать ему сто ударов плетью по голой спине. А вы, полковник Арно, позаботьтесь, чтобы мой приказ был выполнен. И все, кому будет угодно, могут полюбоваться этим зрелищем.
Но даже этот голос и страшный приговор не испугали Давида, находившегося во власти удовлетворенного чувства мести. Он готов был заплатить жизнью, чтобы закрыть рот этому негодяю де Пину, осмелившемуся так насмешливо отзываться об его Анне!
Сто ударов плетью.
Целая гурьба разъяренных людей, гремя саблями, вела его через лужайку по направлению к замку.
Сто ударов плетью!
Мало-помалу эта мысль стала проникать в голову Давида Рока. Сто ударов плетью. И люди будут смотреть на него… Сто ударов плетью по обнаженной спине…
Он смутно различал лицо своего друга Пьера Ганьона. Обычно круглое и румяное лицо последнего было такого же цвета, как белая пелена муки на плечах маленького старого мельника.
И мало-помалу Давид стал испытывать холодный трепет, ужас перед чем-то страшным, надвигавшимся на него.
